Япония. Недалекое будущее.
Каждая жизнь имеет свою точку отсчета. Большинство наверняка сразу представят тот загадочный, чудесный миг, когда на свет появляется маленькое, красное, громко кричащее существо, которое спустя несколько лет будет гордо называть себя человеком. И все же настоящая точка существует не в этом мгновении. Для человека это прежде всего тот миг, с которого берет начало его реальная память. Какое событие в вашей жизни оставило свой первый незабываемый след?
Моей точкой отсчета стал тот вечер, когда мама последний раз закрыла за собой дверь. Я хорошо помню, как ее каблуки стучали по лестницам, все больше удаляясь и унося вместе с собой что-то теплое и нежное. Но тогда я этого еще не знал. Заплаканный и возбужденный после очередной сцены требования какой-то сладкой ерунды, я стоял, нарочно громко всхлипывая и в тайне чувствуя радость победы. Тем вечером я впервые осознал тот факт, что время существует и зачастую оно неумолимо несправедливо к нам… Своим детским восприятием я не мог понять, сколько прошло минут или часов с момента ухода мамы, но когда сосед принес в наш дом ту ужасную весть о ее гибели, время показалось мне вялотекущим расплавленным воском.
С тех самых пор моя жизнь круто изменилась. Я смутно помню похороны матери. Помню лишь, что осознание ее смерти так и не пришло ко мне в полной мере, я плакал и словно бы видел все со стороны. С тех пор я часто отстраняю себя от происходящих событий, наблюдая за всем с позиции третьего лица. И с тех пор память моя активизировалась настолько, что до сегодняшнего дня я помню большую часть своей жизни досконально. Я не столько глубоко переживал смерть матери, сколько отречение отца от меня. Он постоянно напоминал мне о том, что это я убил свою мать и, разумеется, я ему верил. Во мне жило чувство неизгладимой вины перед этим миром, и я постоянно думал о том, что должен потерпеть самое страшное наказание. Так же считал мой отец, хотя, возможно, то, что он отдал меня за бутылку сакэ чужим людям, еще не самый печальный факт моей биографии. Сложно теперь сказать, как повернулась моя жизнь, если бы я остался с человеком, который считал меня исчадием ада с гипертрофированной активностью мозга, погубившим жизнь его любимой женщины.

Мне было тогда почти пять лет, и я все прекрасно понимал, хотя делал вид наивного ребенка. В новом доме я не нашел любви, хотя и не тешил себя надеждой, что такое могло случиться. Я неистово корил себя за смерть матери и желал, чтобы окружающий мир помогал мне в этом. Сейчас меня удивляет весь этот трагизм, заключенный в столь маленьком существе. Я не искал любви в этом доме, не пытался ее как-либо заслужить. Я был замкнутым ребенком-вундеркиндом, с неудержимой тягой к познанию и с непреодолимой ненавистью к окружавшему меня миру лживых людей. Во мне ни на секунду не возникало сомнение в том, что я живу в мире лжи, где лгали все и всем. Я не был исключением, но, в отличие от многих наивных взрослых, читал эту ложь во всем, словно открытую книгу с большими буквами и яркими картинками. Мой официальный опекун лишь изредка дотрагивался до моего плеча, проявляя тем самым свое теплое чувство. От таких его прикосновений меня пробирала дрожь, сравнимая с тем, какая пробирает многих людей, слышащих скрежет металла по стеклу, поэтому я старался держаться на расстоянии каждый раз, когда он устраивал мне допрос, касающийся моих успехов в учебе. Второй персоной, кому я позволял роскошь до меня дотрагиваться, была мисс Хантингтон, сухая и худощавая, но поразительно проницательная англичанка, работающая в доме Такоши кем-то вроде надсмотрщика-экономки. К слову сказать, именно она случайно заметила мои способности среди толпы детей, затем приведя в дом Каташи. Мисс Хантингтон не позволяла себе нежных чувств ко мне, но иногда, особенно в Рождество (она осталась яростной католичкой даже не смотря на то, что христианство давно приходило в упадок), она могла даже улыбнуться и ласково потрепать меня по щеке. В остальное же время она предпочитала шлепать меня длинным кожаным шнурком. Если брал что-то без спросу – по рукам, если учинял какую-нибудь шалость – по более мягкому месту. Разумеется, ставить мне затрещины нельзя было никому под страхом смертной казни, так как голова моя была в некотором роде священна.
Грех жаловаться, в этом доме я ни в чем не нуждался: всегда одет в чистое и накормлен по расписанию. Не было лишь друзей, так как все время, которое я мог потратить на общение с себе подобными уходило на усиленные занятия. Заставить меня учиться не составляло особого труда, так как мне это приносило удовольствие, к тому же, я сознательно убеждал себя в том, что не достоин личного счастья из-за того, что убил собственную мать. В школу я, разумеется, не ходил, мое обучение происходило в течение всего дня в том же доме, где я жил. У меня было несколько учителей, преподававших различные дисциплины, но основной уклон был сделан в сторону естественных и математических наук. В течение трех лет мне очень нравилась учительница японского, не смотря на то, что языки были мне скучны. Это был отзывчивый и искренний человек с теплой, немного сдержанной улыбкой. Она слегка сутулилась и всегда носила волосы собранными в тугой пучок на затылке. Я почти ничем не выдавал своей радости при встрече с ней, лишь вел себя несколько сдержаннее и примернее (обычно я спорил с учителями и выводил их из себя), но когда ее курс закончился, и она собралась уходить, я расплакался. Помню, что чувствовал себя таким маленьким и слабым тогда, хотелось показать ей, что я мужчина и не умею плакать, но слезы лились сами собой, а я не мог их остановить. Она все так же сдержанно и слегка растерянно улыбалась и гладила меня по голове, приговаривая что-то успокаивающее, но от ее нежного голоса мне становилось только хуже. Курс японского закончился в девять лет.
У Каташи-сама, моего опекуна, было двое детей. Старший, Юрио, считал своим долгом как-либо меня унизить, но его фантазия была довольно скудна, поэтому все ограничивалось банальными оскорблениями и подножками, а также требованием называть его «любимым братиком». Последнее я, как правило, не исполнял, поэтому у него всегда был повод себя развлечь. Я ненавидел и презирал его, нисколько не скрывая своих чувств. Юрио был старше меня на шесть лет. Младшая, названная Вероникой в честь матери, которая почила в бозе еще до моего прибытия в этот дом, была не менее скверной, чем ее братец. Но она была девчонкой, поэтому фантазия ее, еще более ограниченная, чем у брата, заканчивалась на презрительном фыркании в мою сторону. Правда, во всех этих отношениях с моими сводными братом и сестрой был один большой плюс, состоящий в том, что они жили в другом месте, в городе, поэтому приезжали обычно только на выходные и праздники.
Я рано осознал свою красоту. Мне не было тогда и десяти. Как бы меня не старались изолировать, но интернетом я пользовался так, словно родился верхом на клавиатуре с проводами в руках, что открывало мне безграничные возможности для познания широкого круга людей. Иногда я подходил к зеркалу и подолгу себя разглядывал, обнажившись почти догола. Мне нравилось повязывать простынь так, словно это длинное белое платье. В таком наряде я был похож на невинную усопшую девушку, чей дух никак не может успокоиться. Тайком я воровал косметику у служанок и мисс Хантингтон, затем тихо крался ночью к зеркалу, красился, как делали это женщины на фотографиях в модных журналах, и, насмотревшись на себя вдоволь, смывал все в ванной как можно тщательнее. Тогда я увлекался, помимо всего прочего, феминистским течением середины 20 века и всем, что касалось культуры гейш.
Один из самых отвратных моментов в тот период жизни как раз связан с моими причудами с переодеванием. Меня застал Юрио. Правда, я был тогда даже не накрашен, но зато в полотенце, завязанном так, словно это короткое платье. Я не заметил, что он за мной наблюдает, пока он не рассмеялся так громко, словно в него вселилось тысяча бесов. Юрио схватил меня в охапку, словно я был кошкой, а не человеком, и, весело улюлюкая, повалил меня на кровать, делая вид, что пытается целовать. Я злобно отбивался и кусался, обсыпая его самыми страшными проклятиями, а он смеялся так, что закатывался. Дать толковый отпор я не мог, мне было тогда девять, а ему пятнадцать! Несколько раз он и вправду меня поцеловал, но только спустя некоторое время мне станет понятно, что это было серьезнее, чем обыкновенная шалость. Тогда же я воспринял все как невероятное оскорбление и унижение, и еще долго после этого избегал встречи с ним и краснел от его глупых подмигиваний. Тогда же мое спасение пришло в лице мисс Хантингтон, прибежавшей на шум.
Бог дал мне красоту и интеллект, но взамен не оставил здоровья. Я рос очень слабым ребенком, постоянно болел и чах. Правда, меня заставляли заниматься спортом, куда даже входило плавание и единоборства, но это мало чему помогало, казалось, что высшие силы наслали на меня это проклятие. Я ненавидел болеть, в такие дни мисс Хантингтон запирала меня в комнате, запрещала мне пользоваться компьютером, а также читать и вообще как-либо напрягаться. Я лежал в постели, словно овощ, отсутствие пищи для ума сильно нервировало меня и заставляло чувствовать себя еще хуже, но экономка (так я часто называл ее про себя) этого не понимала. Зато в такие дни ко мне не пускали сводных братика и сестру, что не могло не радовать.
В десять лет я вплотную стал увлекаться историей Японии и религиозной философией, поначалу в основном восточной. Моя память вмещала в себя все, что я где-либо читал или слышал, поэтому материал я практически никогда не повторял. Наверное, многие бы позавидовали моим способностям, но я сочту своим долгом написать о том, какую цену я платил за них. Зачастую у меня были сильные головные боли, иногда носом шла кровь, и я почти терял сознание. В основном, это происходило при сильном умственном перенапряжении или в периоды, когда я нервничал, а я был гиперчувствителен, и меня могла взволновать каждая мелочь. Еще одной чертой характера, которая мешала мне жить, была сдержанность. Стараясь подражать столь любимым мною гейшам во всем, я одевал нечто вроде маски, за пределы которой не проникали лишние эмоции, к коим относились открытая радость или искренний плач. Мое лицо обычно выражало надменное безразличие, усталую меланхолию или пустоту. Пожалуй, эту игру можно было назвать смешной, если бы она не была столь печальной. Окружающие воспринимали меня скорее как робота или киберсущество, нежели как нормального ребенка с человеческими потребностями, и, пожалуй, я бы солгал, если бы сказал, что мне эта роль не нравилась. Я чувствовал, что не принадлежу этому миру в той мере, в которой принадлежат ему все окружающие. Острое ощущение различия моего мира и мира других людей придавало мне чувство избранности.
Настало время написать, что представлял из себя Каташи Мичио. Для своих лет я был абсолютно лишен ложных надежд и твердо знал, что очутился я в этом доме далеко не потому, что его хозяева пылают любовью ко всему лишенному и обделенному. Мичио-сама нужен был надежный преемник, напарник в его делах с Кампанией. И поскольку прозорливый его ум заметил в Юрио зачатки «ненадежности» и легкомыслия, эту роль предполагалось когда-нибудь предложить мне. Именно поэтому меня не столько воспитывали, сколько «программировали» на безукоризненную работу. Но глава семьи Мичио никогда не открывал мне своих планов и до последнего делал вид заботливого опекуна. Я читал все намерения у него на лице без малейших трудностей, зачастую тайно сдерживал свои порывы гнева, но все же волей-неволей погружался в мир Кампании и всех ее дел. Это, как и многое другое, я делал втайне от Мичио-сама…

Глобальная сеть… Мир, прилипший к паутине, но где же паук? Самое интересное, что его как бы нет, но потенциально стать им может каждый… почти каждый. Знать, за какую паутинку дернуть, какую убрать, где добавить – искусство паука, которое я осваивал с завидным упорством. Это было не увлечение. Это была мания. Это то, что определило всю мою жизнь.

Особенно памятный день моей жизни. Еще с утра я услышал радостную весть о том, что Юрио поступил в токийский университет и теперь будет посещать дом за городом крайне редко. В этот же день мне удалось первый раз в жизни положить своего нареченного братика на лопатки, что должно было поднять мне настроение на весь остаток дня. Оно так бы и случилось, если бы Каташи-сан не вызвал меня тем вечером в свой кабинет. Я помню, как поднимался вверх по мраморной лестнице, глядя на ноги и в который раз развлекая себя подсчетом ступеней. Вид, как всегда, спокойный и сдержанный, только внутри все напряглось, замерло и стиснулось, сердце то колотилось в безумном ритме, то замирало в холодном ужасе. Я знал, о чем пойдет разговор, я знал все, что должен был ответить на слова Мичио-сама, ведь я не раз прокручивал в голове этот вечер. Все с той же твердо сдерживаемой лихорадкой я вошел в его кабинет.
Комнату освещала лишь настольная лампа и горящий конец сигары Мичио-сама. Жестом он пригласил меня присесть в кресло напротив него. Некоторое время он молча глядел на меня, находясь в пристальном раздумии, дым от его сигареты степенно поднимался к потолку, его нога медленно покачивалась, что выдавало небезразличие к предстоящему разговору. Я смотрел ему в лицо, вид мой был как всегда взъерошенный и отчужденный.
В разговоре он плавно подвел меня к тому, что я достаточно взрослый для того, чтобы начать вникать в экономические дела Кампании. Разумеется, говорил он, а я отвечал ему короткими фразами и иногда кивал. Я ничего не отрицал, создавая впечатление того, что бесконечно удивлен и одновременно рад его предложению, только по особенности своей скрываю прилившие эмоции. Мичио-сама остался вполне удовлетворен разговором и с миром отпустил меня, дав небольшую папку «для ознакомления с общими положениями». Я беспрекословно взял ее, слегка поклонился и вышел.
Эмоции действительно захлестывали меня, вот только это была не радость, - ненависть. Все то, что копилось во мне, начиная с тех далеких лет, когда меня забрали у отца, и заканчивая этим днем, когда мне уже было двенадцать с небольшим лет. Ни слезинки, только жар внутри… я долго стоял в саду, обняв ствол дерева, пытаясь всеми силами вернуть свою рациональность. А ведь ему нужно было сделать так мало, я молил его просебя: «Улыбнись! Хотя бы раз, только легко и искренне, тогда я стану твоим верным псом, вечным роботом, рабом, я упаду в твои ноги!...» Этого не случилось… назад дороги не было… только вперед… а впереди – месть…
***
Меня зовут Сэтами, я ношу фамилию своего опекуна, поэтому мое полное имя Мичио Сэтами. Но почти никто уже не помнит этого, так как все имена, которые я менял чаще, чем девушка меняет свои порванные чулки на новые, стерлись из истории, оставшись тускнеть на надгробных плитах. О том, как это случилось, я поведаю позже.
Два года подряд мой мир был сконцентрирован на делах Кампании. Ни днем, ни ночью я не переставал думать о том, как разорить Кампанию Мичио-сама, я просчитывал все до мелочей, с каждым днем чувствуя приближение к заветной цели. За год я проник во все потаенные дела Кампании, узнал о всех нелегальных операциях, которые она проворачивала на бирже. За Кампанией числилось немало грешков, но основные махинации происходили за счет обыкновенных жителей, которые, сами того не ведая, переплачивали огромные суммы, шедшие, разумеется, в кошелек Arctic Sun. Вскоре, вся эта информация стала храниться у меня, я имел на руках бомбу, которую мог привести в действие в любой момент.
И все же я откладывал «судный день». Не надо забывать, что я был еще совсем юн, поэтому страх, неуверенность и сомнения вовсе не были мне чужды. При мысли о том, что план нужно осуществлять до конца, меня бросало в холодный пот. Ведь я создавал проблемы не только Кампании, но, прежде всего, себе. Я бы мог этого избежать, если бы постарался провернуть всю операцию инкогнито, оставшись в тени, это было мне по силам, но весь пафос трагедии заключался в том, чтобы глава Кампании узнал того, кто создал ему лишнюю головную боль.
Но однажды я решился.
Несколько минут напряженной сосредоточенности, несколько щелчков по клавиатуре, несколько сотен ускоренных ударов сердца о грудную клетку. Информация о делах Кампании разошлась по пяти организациям, трое из которых давно точили зуб на Arctic Sun. Ждать после этого было нечего, нужно было срочно скрываться. Я очень редко выходил за пределы территории дома Каташи, это создало бы большие трудности, так как мои знания о Токио ограничивались лишь теорией, если бы за месяц до этого я не сделал несколько вылазок. Все прошло неприлично гладко, никто из охраны не остановил меня на выходе, ничто не помешало мне добраться до города…
Итак, с этого момента начинается новый этап в моей жизни. Я ждал возле условного места на одной из площадей Токио. В голове царили пустота и глухой шум, а где-то в дальнем углу сознание проделывало привычную работу: анализировало все действия, выясняя, не было ли допущено ошибок. Лицо мое сводило судорогой, руки, державшие лямки рюкзака, нервно тряслись. Между тем, вокруг меня была ранняя весна: в предвечерних сумерках раздавались тихие звуки уличной музыки, люди проходили мимо, словно шагая ей в такт, они дышали полной грудью и улыбались друг другу, предвкушая вечерний ужин после долгого трудового дня и грядущие весенние деньки. Одним словом, усталая сумеречная суета большого города. Я изо всех сил пытался погрузиться в чуждую мне атмосферу, но город был неумолимо чужд, он не пускал меня в свой мир, и я скорее походил на одного из манекенов, вечно созерцающих мир, стоя за стеклом…
Наконец, из толпы выделился тот человек, которого я ожидал. Его звали Ян. Шел он довольно медленно, низко опустив голову, патлатые длинные волосы спадали ему на лицо. Я узнал его по условному знаку – ярко-желтой шапке, натянутой чуть ли не на самые глаза. Мешковатая одежда, не стиравшаяся и не глаженная, похоже, со времени ее покупки, и огромные темно-синие наушники гармонично дополняли образ.
Я уверенно подошел и заглянул ему в лицо, пытаясь поймать отрешенный взгляд. Удалось мне это не сразу, но, в конце концов, его глазные яблоки сконцентрировались на моем лице. Я сказал условный пароль. «Мама дорогая! – ответил он, растягивая слова, - ты же еще совсем мелкий!» В этой фразе было не столько удивления, сколько обычной констатации, как если бы он вдруг сказал, что на улице зажглись фонари.

---

Сэтами - выдуманное имя, таких не существует в Японии, по кр мере мне не встречалось. Поэтому я не знаю, что оно значит, но произносить его мне приятно. Создавался он как эксперимент. Был интерес - а что значит быть человеком, который запоминает практически всё, что видит и слышит. Краткий дневник не передает таких тонкостей, но в игре подобные эмоции иногда удавалось пережить. Дневник же - попытка понять, откуда корни его проблем. Кстати, Сэта очень любит переодевания и постоянно надевает на себя маски выдуманных людей и судеб, вживаясь при этом в жизнь выдуманных персонажей. Зачастую, конечно, этот камуфляж он использовал, чтобы скрыться от своих преследователей. Сэтами на данный момент пока жив, но не думаю, что он проживет долгую жизнь - слишком уж он болезненный. Он это осознанет.

---

Однажды мы неожиданно решили прервать привычную линию и переместиться куда-нибудь подальше от родных для нас героев. Это оказался Новый Орлеан. Как исходник нам нужны были две стороны и ими оказались: странноватый мальчик Кевин, которого преследовали паранормальности, и приехавший на стажировку молодой учитель из Японии по имени Кидо. Чуткость последнего и неустанно преследующие необычности первого помогли им найти друг в друге друзей. Увы, картинок, посвящённых их дружбе, так и не возникло ни у Зет, ни у меня. Но во время игры два первых персонажа неизбежно обрастали оживающими третьими лицами, которые становились личностями сами по себе. Именно взаимоотношения одной из этих личностей с Кевином отражены в этом рисунке. Это Курт. Не менее странный подросток, а если приглядеться, так даже более странный, чем Кевин. Его глаза видели мир физический очень ограничено, но зато мир духовный слегка приоткрывался для него, что сделало его почти не способным существовать среди людей. Даже внимание Кевина, его сверстника, к нему казалось ему непосильной ношей.Хотя Кевин был в чем-то схож ему. Он тоже видел мир иначе, хотя и не всегда. Иногда он будто погружался в реальность прошлого и видел то, какими были улицы и места настоящего в прошлом. Это несказанно выбивало его из колеи: ведь он не мог даже пошевелиться, а иной раз оказывался в совершенно неудобном положении. Если бы он двинулся по этим старым улицам, то где-нибудь в реальности мог бы попасть под машину или столкнуться с препятствием.

P.S.: Курт - блондин, а Кевин - брюнет

---

Когда родственники увидели этот рисунок, спросили: "А что это такое?" Пришлось им ответить, немного посоображав: "Глобализация", здесь пытается быть отражена идея явления глобализации. Они, конечно, не особо подозревают, что это, поэтому даже не спросили, причем тут дракон? Все остались довольны: они тем, что человек думает о социальных вопросах, а человек доволен тем, что легко отделался) от ненужных вопросов)

---

Очень люблю, когда персонажи появляются спонтанно и так и зовут за собой, почти не заставляя отчаянно биться об стену с мыслью, ну что же в нем такого особенного понапридумывать. Одним из таких персонажей стал Руслан. Явился он нам с взъерошенной копной зеленых волос, которая выбралась поутру из простыней и стала ехидно посмеиваться над новым знакомым, уже известным для нас – Кареном Эрно. Невоспитанный, наглый подросток, сметающий все на своем пути, но полный простоты и любви к этому непонятному миру. Как могли сойтись Флэтчер и Руслан, до сих пор остается загадкой?!

---

Это еще один портрет Флэтчера, но уже руки K. Напряжение мысли не покидает его ни на секунду Видение персонажей иногда разнится (в данном случае это бросается в глаза) но суть остается похожей

---

Кто-то только проснулся и еле продрал глаза, кто-то уже спешит на работу, кто-то просто курит, кто-то мир покаряет, кто-то думает, как стянуть колбасу в магазине, а кто-то напряженно думает как создать душу... И не просто какую-нибудь там чахлую душенку, а настоящую, человеческую, со всеми втекающими и вытекающими и без всякого там вмешатеьства "втекающего")) Надо полагать, что этот кто-то либо сумасшедший, либо слишком самонадеянный, либо умен до чрезвычайности. Вообще-то, он предпочел бы, чтобы его никто не представлял на этих страницах, так как больше всего он любит сидеть в своем огромном доме в полном одиночестве и сосредоточении и корпеть над своими экспериментами. Но мы сделаем небольшую подлость и все же представим сего сумасшедшего молодого ученого - Генрих Флэтчер, беспринципный, упертый, сдвинутый на своей идее фикс, порой забавный, до жутиков умный гад. Задумывался, как чисто отрицательный персонаж, но, как и большинство, со временем "ожил" и очеловечился. Совсем плохих не бывает)) Не так давно судьба жестоко покарала его за все эти опыты с людьми и с душами, он уничтожил почти все свои исследования и обратился к другому (нет, не к Богу))). Но к чему - пусть пока останется его тайной, так уж и быть

---

Персонажей очень много, здесь выкладываются только "опортреченные", но даже далеко не все таковые. Эти эльфы все же вошли в число опортреченных. А началось все с забавного синеволосого человека в шляпе с непонятным довольно сильным акцентом, очень верткого, пронырливого, авантюрного и странноватого. Уже потом мы узнаем, что имя ему Сэлфиус де Сти ре Ли Сильори Озас, и он принадлежит к знатному роду на своей планете. Имя той планете Мирра.
Здесь мы предпочли далеко не уходить в своих фантазиях и сделали эту планету типично эльфийской: очень древнюю, очень зеленую, очень правильную. И народ ее такой же древний и правильный, разве что не зеленый)) Да и сам Сэл вполне мог быть гораздо серьезнее, особенно на фоне своего лучшего друга Чезлера, полное имя которого Чезлер Кэлурай Болисеуз Дис Шпарц, вскоре приехавшего на Землю вслед за Сэлфиусом. Связь с Миррой опять же установил тот самый сильный маг, который уже не раз упоминался ниже))
Сэл и Чез, поначалу связанные в основном с Кареном и Сашей, постепенно стали участвовать в жизни многих персонажей. Но Земля не зря слыла в элфийских преданиях как планета,населенная низшими существами с низменными потребностями, губящими не толкьо себя, но и свой Дом. Не зря остальные эльфы пытались предупредить друзей, дабы они были осторожнее. И все же Земля со своими низменными детищами сделала свое дело - из чистых созданий с ясным рассудком эльфы постепенно стали походить на обычных людей, разве что с необычной внешностью...Простим им это, возможно, они когда-нибудь исправятся!
Был еще один эльфийский персонаж, который, увы, затерялся где-то на Земле. Его волосы не отличаются ярким цветом, а имеют шоколадный оттенок. Имя ему Мельхен О'Нилл и некогда он был одним из близких друзей Сэлфиуса, пока его не сослали за политическое преступление на темную, еще более невежественную, чем Земля, планету Тисанию. Вернулся он оттуда каким-то неведомым способом и восстановил свое доброе имя, спасая Мирру от очередных военных нападок.

---

Muzicons.com

Yann Tiersen - Sur Le Fil

Эта композиция тесно связана с историями жизни Александра и Карена. После общения с Темным Магом, Карен во многом изменился, узнал другую сторону всего, что есть в мире. Одним из приобретений этих взаимоотношений стала музыка: Лорд научил его играть на рояле. Карен с головой ушел в это и до сих пор он крепко помолвлен с этим тонким искусством выражать себя через звуки. Было уже сказано, что Карен и Саша теперь разлучены, но они не перестают иногда видеться и обмениваться теплом друг с другом. В основном их встречи - это соитие скрипки и фортепиано. Общий дух этих музыкальных душевных вечеров передан в этой прекрасной музыке Тирсена...

---

Всего, что происходило с Кареном, не описать. И все же большинство событий всегда было связано с именем того, кто уже упоминался на этих страницах однажды. Хозяин "четверки", Мастер, Мессир, Лорд или просто могущественный Темный маг - все это про него - того, кто однажды привязал душу Карена к себе, открыв в ней самые темные закаулки. Именно он раз и навсегда разлучил Карена и Александра. Именно из-за него Карена узнал весь мир, как того, кто водит дружбу с темными силами, как пособника дьявола... мало кто оставался равнодушен к имени Карена Эрно. Сам же Карен по иронии судьбы искренне любил того, кто однажды наделил его даром тьмы.
Это целая "эпоха" - Карена и Саши, которая в настоящий момент уже подошла к концу, не смотря на то, что оба ее представителя до сих пор живы.

---

С именем Александра всегда было связано еще одно, принадлежащее этому парню на изображении. Изначально он и создавался "для Александра". Такое случается часто в игре, когда определенный персонаж рождается для конкретного человека. Я называю его "персонажем", так как действительно - изначально человеком сложно назвать тот набросок примерных фактов, продуманных в той или иной степени, человеком. Стать человеком, стать человечным Карену (замечу, что ударение на первый слог, т.к. это не привычное нам арабское имя) удалось. Его роль принадлежит мне, Z., и, надо сказать, это один из моих любимчиков, хотя родился он довольно спонтанно. У Карена сложная и запутанная судьба. В восемь лет с ним произошло событие, изменившее всю его последующую жизнь... В него вселился Дух. Духи - высшие нетелесные существа, конечно, как себя называют сами Духи, мы никогда не узнаем, но смертные прозвали их именно так. Что может Дух? О, он может очень и очень многое, он сильнее большинства бестелесных существ, но почему-то он никуда не тратит свою силу. Потому что Дух - это прежде всего гармония, это то, что знает Истинный смысл существования. Но Карен все-таки остался при этом человеком - со своими желаниями, страхами, страстями и прочим. Поэтому всю жизнь его метало из стороны в сторону: то фатальное смирение и обращение к Богу, то борьба и отчаяние, то страсть, то любовь... В игре все и началось с любви... к Александру

---

А потом Сашенька вырос и прославился огромной любовью к скрипке, лошадям и всему японскому. Но в возрасте 15 лет он встретил того, кто занял его сердце с силой большей, чем все другое, что есть на земле. Имя этому другому было Карен. Это парень восточной внешности, которого Саша, сам того не ведая, спас от гибели. Немного узнав друг друга ближе, они открыли юношеские сердца навстречу взаимной и нежной любви. Хотя, увы, им совсем недолго пришлось наслаждаться этим великолепным чувством...

@музыка: Yann Tiersen "Sur le fil"

---

Время шло и на смену Стасу, Мэту, Питеру и прочим пришло новое поколение. Это Александр - сын Стаса, который не был изначально желанным ребенком, но, после своего появления на свет, стал любимчиком всей семьи. Матерью его была Диана, с которой Стас был практически несовместим по характеру, но каким-то образом они смогли ужиться друг с другом в течение десяти лет, пока Диана, наконец, не убежала к другому. Рядом с Сашей сидит на полу - Мария, внучка Виктории и дочь одного из ее сыновей-близнецов. Она рано потеряла отца, а мать и подавно не видела ни разу, но это не помешало ее бойкому характеру найти себя в этой жизни. Пока они еще дети, дружные и не начавшие толком свой путь по просторам нашего мира.

---

Про Антона уже упоминалось. В этот раз снова появляется его лицо на этих страницах, которое, как можно заметить, не смогло не подвергнуться влиянию образа Кададжи из Final Fantasy VII...

---

Общаясь с миром…

Семён Людвигович Франк в своей работе «Душа человека» ищет ответ на вопрос о том, что же такое душевная жизнь, какой круг явлений относится к ней, а какой, напротив, нельзя ей приписывать. Удивительно, но читая эту работу, мысль одного из великих подтвердила опыт нашей жизни.

Не останавливаясь на подробностях, скажу вывод Франка: душа – это потенция. Она есть и все и ничего. Все – так как она потенция ко всему и ничего, потому что она всего лишь потенция. Она бесконечна, но в короткий промежуток времени, что нам отмерен, вынуждена предстать перед миром как нечто ограниченное.

Поэтому ребенок более прав, когда представляет себя разбойником или пиратом, а не беспомощным маленьким существом, каким видится взрослым. А прав он, потому что в нем на самом деле таятся все эти образы. «Под этой внешностью действительно таится потенциальный запас сил и реальностей, не вмещающихся во внешне-предметную реальность его жизни. В этом маленьком существе действительно живут силы и стремления и разбойника, и солдата, и даже лошади, оно фактически есть нечто неизмеримо большее, чем то, чем оно кажется постороннему наблюдателю, и потому оно неизбежно не может удовлетвориться ограниченным местом и значением, которое ему отведено во внешне-предметном мире». Взрослый человек в своей душевной жизни также неизмеримо большее, чем тот облик, с которым он предстает во внешнем мире.

Детскую игру взрослому заменяет искусство со всей гаммой переживаний, которую можно испытать. Мы сливаем свое существо с героем книги, фильма, проживая часть его жизни, раскрывая тем самым ларчик бесконечности своих возможных ролей, чувств и эмоций. «Какой-нибудь уравновешенный, положительный и трезвый обыватель фактически есть в своей внутренней жизни и искатель приключений, и страстный влюбленный, и подвижник, и темный грешник – в том смысле, что "ничто человеческое ему не чуждо" и что лишь в бесконечной полноте всечеловеческой и даже вселенской жизни он мог бы действительно исчерпать и изжить свое подлинное внутреннее существо. Где этого нет, где внутреннее существо человека вполне приспособлено к его внешне-предметному положению и удовлетворено им и человек действительно не нуждается ни в искусстве, ни в религии, там мы имеем уродливую ненормальность "обывательщины"».

Творить из себя, к слову, интересней, чем сопереживать героям произведений искусства. Но взрослые отчего-то утрачивают этот дар. Закабаляются в одной из возможностей. А ведь потенциально мы можем быть кем угодно…

---

Однажды Питер попал в аварию, виновником которой стал человек, ставший в последствии спутником его жизни. Имя этому человеку Антон. Мало кто верил в их любовь, но они не предали ее, несмотря на то, что жизнь ставила подножки и придумывала для их чувств самые различные испытания. Антон отличался ехидным характером, нагловатостью и откровенным тщеславием, за которыми скрывалось пытливое любещее сердце и доброта. В отличии от юркого и активного Питера, он любил часами сидеть за компьютером и не всегда тратить это время на нужные и стоящие дела. Странные отношения между двумя юношами переросли в брак с двумя детьми. И такое бывает Закончился он не так безоблачно, как иногда хочется. Антон погиб еще будучи молод, отдыхав на побережье, которое скрыла волна цунами.

---

Продолжаем выкладывать очень медленными темпами рисунки столетней давности.) Хотя личности, здесь изображенные, живут и в настоящие дни, поскольку они уже давно пребывают в мире потустороннем. Все четверо представляют собой свиту одного влиятельного Темного (а может и не такого уж и темного ) мага. Коротко кто есть кто, слева направо. Мун - на первый взгляд будет казаться невинным милым существом, обожающим все сладкое, светлое и пушистое. Он немного сумасшедший в этих своих пристрастиях и иногда перегибает палку. Его любимое дело - все, что связано с безумным, неординарным творчеством. Порой его шутки над смертными, не смотря на всю его кажущуюся безобидность, бывают самыми непредсказуемыми и опасными, но все же он способен сменить гнев на милость. Лиззах, с которым мы уже встречались на этих страницах - герой-любовник, меланхоличный, романтичный, мечтательный... Его любимое дело - выращивать целые поля голубых роз. Самый мягкий и притягательный из всей компании, только с ним простым смертным (и не только простым) можно попытаться договориться без побочных последствий. Марс - еще один представитель темного семейства, сил сверхъестественных и непредсказуемых. Он импульсивен и по натуре похож на дикую кошку. Его конек - борьба во всем многообразии ее видов. В отличии от его товарищей с ним договориться о чем-либо сложнее всего, хотя вместе с Муном он похож на чуть выросшего ребенка, который не доиграл в своем детстве Играет с людьми он обычно как кошка с мышкой. Везет в этой игре далеко не многим... И наконец единственная девушка из всех компании - Милен. В Темном царстве она некто вроде советника при выскокопоставленных особах, а также адвокат для тех душ, путь которых до конца не решен. Если три перечисленных личности еще не совсем мертвы (вообще-то они вампирчики), то Милен умерла еще в 18 веке, покончив жизнь самоубийством. В мире загробном ей пришлось пройти долгий путь, чтобы оказаться той, кем она является сейчас. В отношениях со смертными Милен бывает доброжелательна, но часто она любит устраивать им фееричные шутки-галлюцинции. Ее конек - идеальная имитация реальности, продумывание сюжетов и их осуществление. Всегда ее иллюзии имеют определенную цель.

---

И снова с нами Питер, уже однажды появившийся на этих страницах, но с кем он в этот раз - это отдельная история, для пересказа которой потребовалось бы уйма времени. Но тратить его сейчас здесь не имеет смысла, поэтому вкратце: этого зеленоволосого товарища зовут Лиззах, просто Лиззах, без фамилий, дат рождений и каких-нибудь других паролей и явок. Он вампир, но не совсем такой как Бэт, а как раз из тех первых, которые так скажем "мутировали". Последнее стало результатом эксперимента довольно властительного человека, творящего и разрушающего несколько последних столетий. Он по сей день жив и здраствует, хотя уже не так падок до власти как во времена пылкой юности. Лиззах - один из его верной свиты, представитель водной стихии на темной стороне мира и лучший любовник на всем белом свете При всем при этом, ему следовало бы иметь скверный, напыщенный и самовлюбленный характер, но по стечению определенных обстоятельств он единственный из доброй свиты сохраняет в себе идеалы честности, доброты и смирения...История отношений между Питером и Лиззахом сложна. Это можно понять, узнав хотя бы тот факт, что Питер на дух не переносит вампиризм и все, что с ним связано. но...Любовь зла

---

Биатрис - далеко не самый главный персонаж в игре, хотя планировалась. У нее довольно необычная судьба. А необычность эта заключается хотя бы в том, что начали мы ее играть с самого ее рождения (Зачастую персонажи рождаются в игре в Nном возрасте и имеют жизненную предысторию). В нашем закрытом театре не обошлось без вампиров. Сразу хочу заметить, что таковых у нас два рода: классический (говоря яснее, Брэмо-Стокеровский или Энн-Райсовский) и новый, как бы мутировавший. Бэт - предствитель первого рода, а о втором речь пойдет позднее... Отец Биатрис был вампиром, мать, погибшая при родах,- человеком.
Эта девушка - одна из немногих, кто сумел сохранить чистоту души, не смотря ни на что. Ее мировоззрение, не смотря на специфический образ жизни, удивительно религиозное: она верит в Бога и в то, что является лишь его скромной слугой.

---

Вот этот парень с розовыми волосами - Питер Уотсон, второе его имя, так называемое "рабочее" - Пета. Но когда-то это был милый, невинный блондинчик, ничего не знающий о подобном разврате У него было тяжелое детство... дитя улиц, вобщем. В отрочестве он попал в школу... необычную школу, где готовили охранников для необычных людей, на которых могут напасть несмертные и т.п., вобщем, он должен был защищать от всякой там нечисти ту особу, которую ему предпишут в контракте. Он был хорошим охранником, но довольно недолгий период. Лажанулся, вобщем, и чуть не отправил Богу душу. Однако все обошлось и живет сия особа до сих пор, правда, ему уже сейчас под пятьдесят Про него можно много чего рассказть интересненького еще, например то, что он лажанулся как раз из-за Стаса, бросив свой наблюдательный пост ради того, чтобы увидеть его. Бедный мальчик тогда еще не понимал сам, что чувствовал. Из-за его легкомыслия тогда чуть серьезно не пострадала та, кого он защащал. Над Питером состоялся суд, но его таки оправдали. Более он не мог быть охранником и стал заниматься всем подряд, в том числе пел в одной группе с Мэтом. А со Стасом было очень все серьезно и драматично, пока парни не узнали о том, что они братья! Вот такой бразильский сериал Питер жив по сей день, он глава модельного агенства, за свою жизнь он даже выходил замуж и взял двух приемных детей.
Вторя особа - Мэтью. В отлчие от Питера, Мэт жил в нормальной французской семье, потому имел здоровую психику, правда только до тех пор, пока не встретился с Петой. Дело в том, что увидел он Питера в образе Петы, т.е. девушки и... влюбился. Когда карты раскрылись, Мэт чуть не повесился, но судьба (опять же в лице Питера) его спасла. После Мэтью смирился со своей влюбленностью, которая так и не прошла, и перевел все в шутку. Сейчас Мэт женат и живет себе где-то "там", но главное, что живет и уже так долго, это у нас получается далеко не у всех...